Доброго всем времени суток! В интернете много есть душевных рассказов о певчих птицах. Предлагаю Вашему вниманию один из них:
Птицелов Серёга с детства любил
певчих птиц. Учась в
сельской школе, он с
нетерпением ждал
воскресенья, чтобы уйти в
лес ловить этих пернатых вокалистов. Лес находился
километрах в двух от села.
Там было много,
подготовленных Серёгой, для
этого мест, но больше всего
он любил небольшой подлесок, заросший
молодыми ольхушками, где
птицелов ловил чижиков. В
самом его центре он
расчистил точёк для тайника
– небольшой сети для ловли птиц, надеваемой на
колышки, заранее вбитые в
землю, а метрах в десяти за
деревом соорудил шалашик.
Осенней порой чижи летели
со стороны леса, который находился метрах в двухстах,
в этот подлесок
полакомиться ольховыми
шишками и утолить жажду в
небольших лужах. Тут-то и
поджидал их Серёга со своими сетями и манным
чижиком. Самочек и молодых
самцов, называемых сераки,
он не накрывал, а, если и
крыл, то сразу же отпускал. А
вот матёрых жёлто-зелёных самцов с чёрными
шапочками на голове,
отличающихся звонким
пением, он долго караулил и,
если удавалось их поймать,
получал адреналин, который сродни охотничьему или
рыболовному. Пойманных
птиц он долго разглядывал,
проверяя, известные всем
птицеловам приметы
качества вокалиста. Из всех пойманных чижей, Серёга
оставлял у себя только тех,
которые были «в копеечку»,
то есть, чтобы под клювом на
горле у птицы было тёмное
круглое пятнышко, называемое копеечкой. Мать Серёги была против
занятий сына, но поделать
ничего не могла. Клетки
всегда были чистые, корм и
воду Серёга менял каждое
утро, а учёба в школе давалась ему легко, и
нареканий от учителей было
немного. По дому и хозяйству
сын тоже помогал. Отец
работал ветеринаром в
колхозе и допоздна пропадал на вызовах, и
Серёга был незаменимым
помощником. В конце
концов, мать смирилась с его
страстью, а потом и сама
часто любовалась пёстрыми щеглами или красногрудыми
снегирями, которых
приносил сын. Она замечала,
что обсидевшиеся птицы
узнавали Серёгу, а некоторые
даже брали корм с его руки, но стоило к клетке подойти
чужаку, как они
пересаживались в самые
дальние и безопасные углы
клеток. Воскресений птицелов ждал
всегда с нетерпением, но
даже эту свою страсть он мог
отодвинуть на задний план,
если нужно было делать
какое-нибудь дело по хозяйству. Например: копать
картошку или пилить с отцом
дрова. В их селе многие ловили
птиц, но больше всех
преуспел в этом старик Игнат
Матвеевич. Он знал птиц и
мог безошибочно
определить их по голосу, полёту и повадкам. Серёга
часто заходил к нему,
разглядывая клетки с
чижами, коноплянками,
щеглами, и долго
разговаривая о премудростях их общего любимого дела.
Матвеич благоволил Серёге,
хотя он считался на селе
дедом хмурым и нелюдимым.
- Вижу, - говорил старик, -
что ты, Сергун, человек добрый и надёжный. Птиц
знаешь и любишь, а это, ой,
как много значит!
Вот помру я завтра скоро –
бери моё хозяйство себе! У
тебя оно будет в надёжных руках.
И он обводил добрым
взглядом стены своей избы,
на которых висели клетки с
птицами.
- И тайник мой бери себе! – продолжал он.
- Тайник не возьму, - качал
головой Серёга. – Он рублей
пятнадцать стоит! Да и
большой он для меня. Я им
не успею накрыть-то… У меня свой хороший! Я его под
свою руку делал. Целый
месяц челноком вязал.
- Как знашь, как знашь… -
вздыхал старик.
Потом он вскидывал голову, приподнимался с табурета и
горячо втолковывал:
- Ну, продашь его в городе на
птичьем рынке! Сапоги себе
новые купишь или
спинджак! - Не умею я торговать… -
махал рукой парень.
Старик разводил руки,
бессильно опускался на
табурет и вздыхал:
- Куды ж его девать-то? Вещь дюже хорошая! И стоит таких
деньжищ! Птиц ловили осенью и зимой.
Лето и весна были временем,
когда пернатые строят
гнёзда, выводят птенцов, и
ни один птицелов не
позволит себе выйти в это время на промысел, разве
что соловьятники. Те ловили
соловьёв всю весну, но не
позже первой недели мая.
Надо сказать, что
соловьятников на их селе не было. Ранней весной на
Благовещенье птиц
выпускали из клеток. Этот
ритуал Серёга тоже любил и
ждал его. Он оставлял на
лето только по одной птице каждой породы, чтобы
осенью снова идти с ними на
ловлю. Однажды, приехав на зимние
каникулы к бабушке в
районный городишко, Серёга
зашёл в гости к своему дяде,
такому же заядлому
птичнику. Долго разглядывал он дядькиных клестов,
зябликов, московок,
прислушивался к их голосам,
как вдруг увидел в самом
дальнем углу клетку со
щеглом. Щегол был немного крупнее обычного и имел
такой благородный вид, что
Серёга сразу же влюбился в
эту красивую птицу.
- Откуда это у тебя? – еле
выдохнул он вопрос, не сводя взгляда со щегла.
- Осенью понцами поймал в
Шиновке, - гордо ответил
дядька, наблюдая за
остолбеневшим
племянником. - Кто это? – снова прошептал
Серёга.
- Это – щегол-березовик! –
улыбнулся тот. – Слыхал про
таких?
- Слыхал про берёзовых щеглов, - кивнул парень, - но
не видел их.
- Ну, вот и посмотри! –
засмеялся дядя. – Сколько у
простого репейного щегла
перьев в хвосте? - Двенадцать, - ответил
племянник.
- Верно! – кивнул дядя. – А у
березовика – четырнадцать!
Хороший щегол, но гордый.
До сих пор не запел. Дааа, знает себе цену.
- Дядь, продай мне его! –
взмолился Серёга. – Сколько
скажешь – столько заплачу!
- О! О! Сколько скажешь! –
передразнил он племянника. – А если я мильён скажу?! А?!
Где деньги возьмёшь? То-то!
А, если честно, не могу я
продать такое чудо, Серый!
Выбирай любую другую
птицу – подарю! Даже две или три! Серёга покачал головой:
- Нет, не надо…
Помолчав немного, дядька
тронул парня за плечо:
- Ладно. Бог с тобой! Идём! Зайдя в комнату, он указал
на клетку, которая висела
ближе всех к печке. В клетке
пара лимонных канареек
кормила в гнезде птенцов.
- Вот, - сказал дядя, - подрастут молодые, и
выбирай любого – дарю!
Серёга снова отрицательно
покачал головой.
- Они по двадцать пять
рублей стоят каждый! – удивился дядька. –
«Овсяночного» напева! Бери
за даром!
- Нет… - грустно улыбнулся
Серёга. – Я держал пару
таких, но не доглядел однажды – кошка слопала!
Мать ругала меня… А теперь
не хочу. Мне наши птицы
ближе… Дядька расстроился.
- Ну, соловья моего возьми! –
снова уговаривал он. – У
соловья песня в двенадцать
колен! Ты сам подумай!
Двенадцать! - Нет, - отказался Серёга. – С
насекомоядными птицами
хлопот не оберёшься, хотя,
кто может петь лучше
соловья!
- Вот и я про это! – обрадовался дядька. – Он у
меня сиделый – год уже
живёт. Бери вместе с
клеткой. В ней потолок
мягкий, а прутья деревянные,
чтобы он не разбился… - Нет, не возьму я его, -
сказал племянник. – Червей
мучных для него надо
выращивать или покупать…
Возни невпроворот!
- Ладно… - вздохнул дядя, - Бери березовичка!
- Нет, не надо, дядь, -
улыбнулся Серёга.
- Как не надо?! – изумился
тот.
- Так не надо! – пожал плечами парень. – Ты и сам
их любишь не меньше моего!
Верно?
- Верно-то – верно, но
возьми, хоть кого-нибудь…
- Не надо! – отрезал Серёга и ушёл. На дядьку он не сердился и
так же, как и прежде,
уважал и любил его, но
красавец щегол не выходил
из головы ни на минуту. Вернувшись после каникул в
село, Серёга первым делом
направился к Игнату
Матвеевичу. Старик
рассказал ему всё, что знал о
березовых щеглах и добавил, что видел осенью
пару таких у Старого Пасека.
- Там берёз много – вот там и
попробуй их взять, -
заключил старик. – Я в своё
время несколько на Старом Пасеке поймал, а двух на
Салекове. В эту зиму Серёге не повезло.
Он ловил чечёток, снегирей,
и, конечно же, щеглов, но
все они были репейными.
Если не считать хохлатой
синицы и князька, которых Серёга накрыл первый раз в
жизни, и подарил Игнату
Матвеевичу – интересного
ничего не попалось. Летом, снова навестив
дядьку, Серёга узнал, что
березовик так и не запел. Он,
как и в первый раз
любовался им, а дядька всё
уговаривал его взять щегла себе, но парень не
согласился. Осенью Серёга снова
охотился за призрачным
березовиком, но всё
безрезультатно. В один из солнечных дней
тёплой золотой осени, он
ловил чижей на своём
любимом месте в ольховом
подлеске. Погода выдалась
сухой, воды не было, и птицелов рядом с садком, где
сидел манный чижик,
положил большой кусок
старого зеркала. Вскоре
манный чиж запел, услышав
пролетающих мимо собратьев. Серёга спрятался
в шалаше и весь
превратился в охотника.
Чижиная стая, повинуясь
стайному инстинкту, села на
деревьях вокруг тока и, перекликаясь, спускалась
всё ниже и ниже к тайнику.
Неопытные серачки и самки
несколько раз были уже в
опасной зоне у приманки,
садились прямо на зеркало, но парень не крыл их и всё
ждал, когда сядет жёлтый
красивый самец. Тот
спускался всё ниже, но
всякий раз, когда оставалось
меньше метра, он чего-то пугался и взлетал на дерево.
Затем всё повторялось ещё и
ещё. Но Серёга был опытным
птичником, и терпения ему
было не занимать. Вдруг
прилетела стая синиц и набросилась на приманку и
зеркало, распугав при этом
всех чижей. Птицелов
сплюнул с досады и, дёрнув
за верёвку, накрыл
несколько синиц. Между собой птичники
называли синиц каргушками
и считали их бестолковыми
птицами. Эти желтогрудые
подвижные птички в
природе легко идут на контакт с человеком.
Особенно в зимнее время
синицы залетают в форточки
домов, берут на улице корм с
руки, но стоит посадить их в
клетку, как они становятся самыми неудобными в
домашнем обитании
жильцами. Никогда не
обсидится и не станет ручной
эта красивая птица. Будет
всегда дичиться, ссориться с другими птицами и бояться
человека. Серёга распутал из тайника
одного самца и окольцевал
его маленьким кусочком
зелёной проволоки, которая
была спрятана в шалаше
специально для этого случая. Осмотрев внимательно лапку
птицы и убедившись, что
кольцо не помешает ей в
дальнейшем, он выпустил её.
Синица улетела, громко
возмущаясь. На селе у каждого птичника
для окольцовки синиц был
свой цвет проволочек.
Серёга нашёл рядом с
колхозной мастерской около
метра проволоки со светло зелёной изоляцией и решил,
что ею и будет кольцевать
синичек, предупредив всех
знакомых птицеловов о
своём цвете колец. К
примеру сказать: у Игната Матвеевича был белый цвет,
у соседа Генки – красный, у
Егорова Вовки – голубой, у
Степаныча – бледно
розовый… Достав из-под сетки вторую
синичку, Серёга заметил, что
она уже окольцована белой
проволокой. Он улыбнулся и,
окольцевав другую лапку,
посадил птицу в садок. «Покажу Игнату Матвеевичу,
- подумал птицелов, -
порадую!» На лапке следующей синички
уже было кольцо зелёного
цвета. Серёга снова
улыбнулся, окольцевал
вторую лапку и отпустил
пичугу. Надев кольцо на лапку последней маленькой
синички лазоревки, он вдруг
услышал щебет одинокого
щегла. Серёга вскинул
голову и увидел, что на
макушку ольхи сел крупный щегол и запел. Это был
березовик – сомнений не
было. Он пел около минуты,
а потом вспорхнул и улетел.
Птицелов долго провожал
взглядом свою мечту, забыв, что в руке бьётся
окольцованная синичка.
Отпустив её, он стал
собираться домой. На следующий день, придя
домой из школы, и,
переделав все необходимые
дела, Серёга направился к
Игнату Матвеевичу.
- А!!! Сергун пришёл! – радовался старик. – Проходи,
проходи в избу! И с сумой
явился, знать подарок
старику принёс?
- Нет, не подарок… -
улыбнулся парень. Он достал садок с синичкой и
показал Игнату Матвеевичу.
- Аааа! – протянул дед. –
Старая знакомая! И к тебе
попалась! Что за птица… Эых!
Старик махнул рукой. - Ну, тогда не разувайся –
пойдём в сад её выпустим.
Они пошли в сад, где у
Игната Матвеевича на одной
из яблонь висел западок, в
котором так же билась попавшаяся синица.
- Ещё одна каргушечка
вляпалась, - покачал
головой старик. – Вон белая
проволока лежит. Окольцуй
её, Сергун, и выпусти. Отпустив обеих синичек, они
присели на лавке под старой
рябиной.
- Вы посадили? – спросил
Серёга указывая на красные
гроздья ягод. - Я… - кивнул старик. – Знал,
что старость подкрадётся, а
снегирей, чижей, да
свиристелей чем кормить,
окромя семечек? Вот и
дождался… Ноги совсем слухаться перестали. Вон те
заросли репейника тоже не
вырубаю – для щеглов
берегу…
- Щеглов… - задумчиво
протянул Серёга. – Я вчера в подлеске видел одного…
- Одного? – улыбнулся дед. –
Значит березовика.
- Березовика, - кивнул тот.
- Совсем потерял ты покой с
этим березовиком, - сказал старик и потрепал парня за
волосы.
Потом добавил:
- Поймаешь ты его тогда,
когда думать про это
забудешь! Понял? - Понял… - улыбнулся Серёга.
– А у вас какая птица
любимая?
- Соловей, конечно! –
вскинул руки Игнат
Матвеевич. – Только мне его содержать теперь не под
силу. Жаворонков люблю
слухать, овсянок… У меня
даже говорящий скворец
был!
- Говорящий!.. – оживился парень.
- Да! Давно это было… Все
приходили поглазеть на него,
а я дюже бранился. Карахтер
у меня и сейчас не сахар!
«Чего, - шумлю им, - бельмы вытаращили! Так-перетак!»
А этот скворушка повторял
за мной всю похабщину! И
откедова в природе такие
чудеса берутся? – пожал
плечами дед. - А куда же он делся? –
спросил Серёга.
- Продал я его в цирк! –
махнул рукой старик. – Бес
попутал! Приехали ко мне с
городу двое на машине блестящей. «Так и так. Мы, -
говорят, - с цирка, любезный.
Прослышали о вашем
питомце и хотим его у вас
купить.» Я ни в какую! А они,
как сумму назвали – у меня враз дрожжи к голове
прихлынули!.. Ё-моё! Сергун,
я таких деньжищ отродясь в
глаза не видывал!.. Продал
скворца, а потом цельную
недель пил горькую! Стыдно мне было тогда, аж жуть! И
теперь стыдно, как вспомню
про то! Как протрезвел через
неделю – помчался в город
скворца обратно выкупать, а
цирк уже уехал… Я с досады снова запил и просадил все
деньги. Игнат Матвеевич замолчал, а
потом снова заговорил
взволнованным голосом:
- Вот тебе мой наказ, Серёжа!
Никогда не торгуй птицами!
Они – чудо, подаренное на радость нам! Они – братья
наши меньшие, если хочешь!
Часть того мира, который
человек поганит безбожно! И
горе тем, кто не осознаёт
этого! Старик замолчал, тяжело
дыша. Молчали оба.
- Игнат Матвеевич, - тихо
проговорил Серёга, - меня в
школе учительница перед
всем классом отчитала за то, что я ловлю птиц…
- Глупая она – твоя
учительница! – снова
повысил голос дед. – Что она
понимает?! Ты спроси её про
охотников, про рыболовов. Любой лесоруб – по её
мнению – палач! И грибник
тоже! Природу любить
надобно! И относиться к ней
бережно. Мы с тобой вносим
свой небольшой вклад в это дело. Осенью птиц ловим,
весной – отпускаем. А ты
спроси её, твою учительницу,
сколько птиц выживает
лютой зимой? То-то! И нечего
ей всякую лабуду говорить, да ещё перед всем классом!.. В этот год счастье так же не
улыбнулось Серёге.
Березовика он не поймал.
Летом парень зайдя к дяде в
гости наконец-то услышал
голос гордого щегла. - Вот сколько сидел и не пел!
– восхищался дядька. – Это ж
чудо какое-то!
- Конечно, чудо! –
соглашался племянник,
вспоминая слова старика. - А я, грешным делом, уже
собирался его отпустить, но
боялся, что обсиделся и на
воле не выживет, - сетовал
дядя. - Благородный
красавец! И цену себе знает! Он снова предлагал Серёге
подарить березовика, но тот
отказался. В начале сентября птицелов
сидел в засаде недалеко от
Татарского вала,
сооружённого во времена
набегов кочевников на Русь.
Ближе к обеду вдруг смолкли все птицы. Даже
манный щегол замолчал и
забился в угол. Серёга
понимал, что это либо к
перемене погоды, либо
поблизости хищник. Но, сколько он не всматривался
в небо, ничего не мог
увидеть. Вдруг на садок со
щеглом камнем упал скопец.
Опешив от неожиданности,
Серёга всё же дёрнул за верёвку и накрыл незваного
наглеца. Хищник стал
вырываться из сети, раскрыв
кривой клюв и грозя
человеку. Взять его руками
было невозможно, и птицелову пришлось слегка
оглушить его. Затем, выпутав
безвольную птицу из сети, он
положил её в сторону и
осмотрел садок с манным
щеглом. Прутья садка были немного погнуты сильными
когтями, а щегол так
напуган, что парень решил
на сегодня прекратить
всякую ловлю. Он пересадил
щегла в запасной садок, осмотрел немного
пришедшего в себя скопца,
собрал тайник и вдруг
услышал на одинокой старой
берёзе песню щегла.
Березовик пел, сидя на самой макушке, и его песня была
слышна далеко-далеко. Тут
хищник, подпрыгнув
несколько раз, взмахнул
крыльями и взлетел. Щегол
мгновенно исчез в кроне берёзы, оборвав песню, а
скопец полетел низко над
землёй и скрылся в посадках. Ударили первые слабые
морозы, покрыв лужи тонкой
корочкой льда. Серёга снова
сидел на одном из своих
приготовленных мест и
ловил реполовов. Вдруг он отчётливо услышал с
верхушки дерева песню
березовика. Птицелов
быстро подбежал к току,
размешал тоненький лёд в
воде, которая была в широкой консервной банке
из-под иваси и, прихватив
садок с манным реполовом,
скрылся в убежище. Долго
ждать не пришлось –
березовик, томимый жаждой, заметив воду, сел
на ток. Накрыв его тайником,
Серёга долго разглядывал
его и не верил в своё счастье. Целыми днями птицелов
сидел у клетки со щеглом и
смотрел на него. Первых дня
три березовик бился о прутья
и пытался освободиться, но,
поняв всю тщетность, успокоился и тихо
неподвижно сидел на
верхней жёрдочке в дальнем
углу клетки. Сердце Серёги
сжималось от боли и какого-
то невыносимого стыда перед столь благородным
созданием. Однажды, сидя у Игната
Матвеевича, Серёга спросил
его:
- Что же теперь будет
дальше?
Старик тяжело вздохнул и ответил:
- А дальше, Сергун, пустота!
Из покон веков на Руси
самым страшным
проклятием было –
пожелание пустоты! Чтоб тебе пусто было! Слыхал про
такое?
- Слыхал, - кивнул парень.
- То-то же! Ты долго гонялся
за своей мечтой, извёлся
весь. А теперьча вот поймал её за хвост, но после этого
наступает опустошение! –
объяснял Игнат Матвеевич. –
Не может человек без мечты
и без веры. Никак не может.
Так уж устроен он. Теперь у тебя должна другая мечта
появиться. Понял?
- Понял, - снова кивнул
Серёга. Всю оставшуюся зиму он
ждал с нетерпением весны. На праздник Благовещения
Серёга поднялся рано утром,
посадил всех птиц в заранее
приготовленные садки и
направился к лесу. Весело
светило солнце, но было прохладно. Лёгкий ветерок
качал верхушки деревьев, и
те приветливо качали парню
своими ветвями. Войдя в лес,
Серёга направился к
роднику, который был недалеко от опушки леса.
Снег сошёл, и мокрой землёй
птицелов перепачкал себе
сапоги и штаны. Подойдя к
роднику, он напился
холодной мутной воды и присел на поваленное рядом
дерево. Природа
просыпалась от зимнего сна.
Птичьим гомоном был
переполнен весь лес. На
косогорах цвели синие подснежники, а воздух был
таким чистым и свежим, что
немного кружилась голова. Серёга достал из сумки садки
с птицами и стал их
отпускать. Не веря в своё
освобождение, пернатые,
отвыкшие летать, садились
на соседние кусты и деревья, немного придя в себя и
пощебетав на прощание,
улетали. Серёге казалось, что
они прощаются с ним и
благодарят за дарованную
свободу. Он смотрел им в след и улыбался. Последним,
птицелов достал садок с
березовиком. Долго он
смотрел на щегла, а тот
начал снова биться о прутья,
пытаясь вырваться на свободу. Парень открыл
дверку и отошёл от садка.
Оказавшись на воле,
радостный щегол взлетел на
ближайшее дерево,
встрепенулся и исчез в роще. Целый день Серёга ходил по
лесу и любовался его
красотами, и лишь к вечеру
он направился домой. Было
уже темно. Грязь, налипшая
на сапогах, мешала ему идти. Всё чаще и чаще птицелов
спотыкался и оступался, а
дорога была еле видна в
темноте. Только, поднявшись на холм
и увидев огни села, он
почувствовал, что устал и
проголодался, но, не смотря
ни на что, Серёга был
счастлив.
Вадим Редин
Москва, Кузьминки.
2-5 декабря 2008 г.
